Калмыкские сказки

У одного калмыка померла мать. Просил калмык гелюнга, чтобы тот отправил своими молитвами душу матери прямо в рай.
Взял гелюнг мальчишку-манджика и отправился к кибитке калмыка. Хотелось ему побольше заработать; для этого дела поймал он дорогой степного мышонка, передал манджику и велел: когда запоют они молитву изгоняющему душу старухи, манджик должен выпустить мышонка. Калмык примет мышонка за душу старухи и заплатит подороже,- так решил хитрый гелюнг.
[Гелюнг - буддийский священник у калмыков.]
[Манджик - мальчик-послушник.]
Пришли. Гелюнг запел молитву, манджик ему подпевает. Вот гелюнг вместо молитвы и запел:
- Выпускай мышонка, выпускай мышонка! А манджик в ответ ему поёт:
- Я мышонка раздавил, я мышонка раздавил! Рассердился гелюнг и поёт вместо молитвы:
- Ах ты, сукин сын, ах ты, сукин сын! Дай лишь выйти мне отсюда. Тебе голову сниму!
А манджик не испугался и запел:

Жила-была старуха. У неё было три сына: два строптивых, а младший - добрый и умный. Перед смертью позвала старуха своих сыновей и сказала:
- Я скоро умру. Живите, дети, мирно. Да глядите: не связывайтесь с гелюнгом.
Померла мать, им досталась в наследство дырявая кибитка да шелудивая коза. Кое-как перезимовали братья.
- Пойду поищу себе работу,- сказал старший брат и отправился в дорогу.
Идёт он в ту сторону, куда ветер дует. Шёл, шёл - в степи застала ночь. Прилёг он на кургане, переночевал. Рано утром пошёл дальше. Смотрит: сидят у дороги три старухи, сшивают треснувшую землю.
- Эх, вы!- молвил старший.- Да не исполнится ваше дело.
- Не исполнится и твоё намерение, парень,- ответили они.
Старший брат пошёл дальше. И вдруг навстречу ему идёт гелюнг.
- Куда идёшь, парень?- спросил тот.
- Ищу себе место. Хочу наняться в работники. - Иди ко мне.
- Что за работа у тебя?
- Лошадей пасти, на кухне стряпать.

Жили старик и старуха. Был у них только один сын. Жили в нищете. Заболел старик, умер. Не во что старика завернуть схоронить. Жалко сыну отца голым в землю зарыть. Разорвал он бешмет, завернул тело отца, схоронил.
Прошло время. Заболела мать-старуха, умерла. Остался он круглым сиротой. Жалко сыну мать голой зарыть. Снял с себя рубашку, разорвал, завернул в неё тело матери и похоронил.
Остался сирота один в травяной кибитке. Есть нечего, делать нечего. Вышел сирота-голыш из кибитки и пошёл по первой дороге, какая встретилась.
Идёт по дороге туда, откуда дует ветер, и сам не знает, зачем идёт. Устал сирота-голыш, силы к концу подходят. Тогда подумал сирота-голыш, что он едет верхом на лошади, ударил себя ладонями по бедрам - побежал, ещё раз ударил себя ладонями по бедрам - веселей побежал, и усталости будто не было.
Вот видит сирота-голыш: навстречу едет верхом гелюнг. Подъехал гелюнг и спрашивает:
- Куда ты идёшь?

Бьют-кипят ключи, кричат олени-маралухи, цветы распускаются. Зелень лугов разливается, кукуют тонкоголосые кукушки, колышет ветер деревья сандаловые, что ветвей своих поднять не в силах. Кричат ястребы и беркуты, кустарники меж собой переплетаются, зелёная мурава стоит грядой.
Тянется синий дымок, голубь воркует, дерево-лиственница красою становится. Природа и люди рады.
В славный час родился на земле добрый батар (богатырь) Овше. Отцом его был Енкэ-Мэнкэ (Спокойствие-Вечность), а матерью Ердени-Джиргал (Драгоценность-Радость).
Погладили спину ребёнка - и не нашли позвонка, который мог бы согнуться, меж рёбер пощупали - не нашли такого места - промежутка, в которое злой человек нож всадить бы мог. Зубы, как раковины, бело-розовые были, глаза прекрасные - за сто вёрст муравья видели.
Так родился славный батар, так родился лучший из мужей Овше.

Некогда на краю кочевьев одного хана жил старик. У него было три дочери; младшая, по имени Кооку, отличалась не только красотою, но и мудростью.
Однажды старик вздумал гнать на ханский базар для продажи скот и попросил, чтобы каждая дочь сказала откровенно, какой подарок привезти ей.
Две старшие просили отца купить им разные наряды, а мудрая и прекрасная Кооку отказалась от подарка, говоря, что тот подарок, который желателен ей, трудно достать и опасно. Но отец, любя её более других дочерей, поклялся, что он непременно удовлетворит её желание, хотя бы это стоило ему жизни.
- Если так,- ответила Кооку,- то прошу вас исполнить следующее: распродав весь скот, оставьте одного кургузого бычка и не отдавайте его никому ни за какие деньги, а просите за него левый ханский глаз.
И тут старик понял весь ужас своего положения. Он хотел было отказать ей, но, вспомнив свою клятву и полагаясь на мудрость дочери, всё же решился исполнить её желание.

Стояло в поле дерево, было в дереве дупло, в дупле - гнездо, в гнезде - трое птенцов, а с ними их мать, Куклухай-птица.
Пробегал однажды полем хан-волк, увидал Куклухай с её детками и зарычал:
Это поле моё, в поле дерево моё, в дереве дупло моё, что в дупле - всё моё! Куклухай, Куклухай. Сколько у тебя детей?
- У меня их всего трое, - ответила Куклухай.
Разгневался хан-волк:
- Почему трое?.. Значит, один растёт без пары? Отдай его мне, а не то прикажу срубить дерево. Скоро зима, мне дрова нужны.
Заплакала Куклухай, захлопала крыльями и бросила волку одного птенца. Волк проглотил птенца и ушёл.
На другой день он пришёл опять и опять завыл под деревом:
- Это поле моё,
- В поле дерево моё,
- В дереве дупло моё,
- Что в дупле - всё моё!
- Эй, Куклухай, Куклухай,
- Сколько у тебя детей?
- У меня их всего двое осталось, - сказала Куклухай.

Давным-давно жил некий хан. Когда ему нужно было перекочевывать, он на месте своего новоселья ставил рога антилопы, чтобы они очистили местность от аламасов.
[Аламас - дьявол, черт]
Однажды некий охотник, вздумав принести в подарок хану лебедей, пошел к озеру и там, улегшись, держа наготове свое ружье, стал поджидать дичь. Прилетели на это озеро семь лебедей. Охотник решил застрелить всех семерых лебедей, когда все вытянутся в один ряд. Пока он ждал этого момента, другой охотник выстрелил в одного лебедя и убил его наповал. Убитого лебедя он привязал красной шелковой ниткой к поясу и понес в подарок хану. Явился к хану и первый охотник и сказал:

Жили в травяной кибитке дед и бабка. Села на ту кибитку ворона старая, да попала на терновый куст и бок себе уколола.
Разозлилась ворона:
- Кар-кар! Я тебя, я тебя, тёрн! Пойду к козе, попрошу, чтобы она твою голову дурную отъела. Кар-кар!
Полетела ворона и говорит козе:
- Коза, коза, пойди съешь верхушку тёрна колючего!
- Не до тёрна твоего мне сейчас: мне козлят своих малых кормить надо, - отвечает коза.
Обиделась ворона и на козу: «Кар-кар!» Прилетела к волку.
- Волк, волк, пойди козу противную съешь!
- Ну тебя с козой твоей: мне своих деток кормить надо.
- Ах так! Ах так!
Полетела злая ворона к табунщикам.
- Табунщики, табунщики! Бросайте своих лошадей, ступайте за мной к волку, убейте того волка!
- Пускай себе живёт. Пока за волком пойдём, табун растеряем - лошади разбегутся без присмотра, - ответили табунщики.
- Я вас! Я вас! Кар-кар! - раскаркалась ворона. - Самому князю на вас пожалуюсь.

С ветки на ветку, с крыши на землю - скок. - Чик-чирик! Чик-чирик! - С утра до вечера порхает воробышек. Весёлый, неугомонный. Всё ему, малому, нипочём. Там зёрнышко клюнет, здесь червячка найдёт. Так и живёт.
Сидела на дереве ворона старая. Чёрная, угрюмая, важная. Посмотрела одним глазом на воробья и позавидовала весёлому. Сядет - вспорхнёт, сядет - вспорхнёт. «Чик-чирик! Чик-чирик!» Несносный воробей!
- Воробей, воробей, - спрашивает ворона, - как живёшь-поживаешь? Чем пищу себе добываешь?
Воробей и минутки посидеть на месте не может.
- Да вот камыша головки грызу, - отвечает на лету воробей.
- А если подавишься, тогда как? Умирать придётся?
- Для чего ж умирать сразу? Поскребу, поскребу ноготками и вытащу.
- А если кровь пойдёт, что делать будешь?
- Водой запью, промою, остановлю кровь.
- Ну, а если ноги в воде промочишь, замёрзнешь, простудишься, болеть ноги станут?