Питер-простачок

Жил в одной деревне парень. Жил он вместе с матерью, старухой вдовой, а звали его Питер. Был он малый добрый, статный, сильный, но слишком уж простоватый. Материнских кур и то едва умел пересчитать, а их и всего-то было два десятка. Если он что-нибудь покупал, хоть на три пенса, то никак не мог сообразить, сколько ему полагается сдачи с шиллинга. А когда ходил на базар, ни разу не обошлось без того, чтобы его не надули. Нельзя сказать, что он был лентяй, просто бедняге Питеру ума не хватало.
– Эх, мама, – говаривал Питер, – будь я хоть чуточку поумней, я бы не был для тебя такой обузой!
– Да, Питер, – отвечала мать со вздохом, – что и говорить, умом тебя бог обидел, но малый ты хороший, да и силенок у тебя на двоих хватит, так что не печалься. Лучше сбегай наверх и принеси мне три пуговицы – надо мне их к твоей куртке пришить. Да запомни хорошенько – три принеси. Не две и не четыре, а три!
Но все равно Питер мучился, что он такой глупый, и то и дело приставал к матери, сетуя на свою глупость, пока, наконец, мать не сказала ему:
– Ну, если тебе так уж хочется поумнеть, ступай к мудрой старухе вещунье, что живет на холме. У нее, говорят, ума палата и всякие волшебные книги есть, и порошки, и снадобья. Может, она и тебе ума прибавит.
Вот Питер кончил свою работу и тронулся в путь. Взобрался на вершину холма и увидел хижину вещуньи. Из трубы валил дым, а на пороге спал черный кот.
«Хорошая примета», – подумал Питер и постучал в дверь.
Никто не ответил. Тогда он осторожно приподнял щеколду и заглянул в комнату. Спиной к нему у огня сидела старуха и что-то помешивала в черном чугунке. Она не обернулась и ни слова не вымолвила, но Питер все-таки вошел и сказал:
– Добрый день, бабушка! Хороша погодка нынче, а?
Старуха не ответила; только все что-то помешивала в чугунке.
– Завтра, может, дождичек пойдет, – продолжал Питер.
Старуха опять ничего не ответила.
– А может, не пойдет, – добавил он, не зная что еще сказать.
Но старуха, ни слова не говоря, все мешала и мешала в чугунке.
– Ну, насчет погоды я все сказал, – проговорил Питер. – Теперь можно и о деле. Я, видите ли, малость простоват, вот и пришел к вам. Может, вы мне чуточку прибавите ума, потому что...
– Ума? – переспросила старуха. Она отложила ложку и в первый раз взглянула на Питера. – Что ж, изволь! Только вот какой ум тебе надобен? Если королевский ум, или солдатский, или учительский, тут я помочь не могу. Ну, говори, какой тебе ум нужен?
– Обыкновенный, – ответил Питер. – Не маленький, не большой, а как у всех соседей.
– Хорошо, – сказала вещунья. – Будет у тебя такой ум, только сначала принеси мне сердце того, кого ты любишь больше всего на свете. Понял? А когда принесешь, я загадаю тебе загадку, чтоб узнать, то ли ты принес, что я велела. Ну, теперь ступай!
И, не дожидаясь ответа, она сняла с огня чугунок и унесла его в каморку за кухней, так что Питеру только и оставалось, что уйти.
Стал он спускаться с холма и все думал да раздумывал о словах мудрой вещуньи.
«Сердце того, кого я люблю больше всех на свете... – повторял он про себя. – Об чем это она?»
Не часто приходилось Питеру так ломать себе голову.
Вот вернулся он домой и повторил матери слова старухи. Мать подумала-подумала и говорит:
– По-моему, ты больше всего на свете любишь жирную ветчину. Давай зарежем старую свинью, а сердце ее ты отнесешь вещунье.
Зарезали старую свинью, вынули у нее сердце, и на другой вечер Питер понес его в хижину на холме.
Вещунья сидела в кресле у огня и читала огромную книгу. Она не подняла головы, а Питер положил свиное сердце на стол и сказал:
– Вот, я принес сердце того, кого люблю больше всего на свете. Годится?
Старуха оторвалась от книги.
– Без ног, а бежит – что такое? – спросила она, –
Ну-ка ответь!
– Без ног, а бежит? – переспросил Питер, почесал затылок и стал думать.
Думал-думал, даже голова заболела. А старуха опять принялась за книгу. Наконец Питер вымолвил:
– Вот что я скажу. Не знаю я, и все тут!
– Ну, выходит, ты принес не то, что я велела, – сказала старуха. – Забирай, что принес, и уходи.
Бедный Питер взял свиное сердце и повернул домой.
Вот подошел он к своему домику, видит – у дверей толпа собралась, женщины плачут. Питеру сказали, что мать его занемогла и сейчас лежит при смерти. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Старуха уже совсем ослабела, и Питер понял, что теперь ей ничем не поможешь. Стал на колени у кровати и взял руку матери.
– Простись со мной, сыночек, – зашептала мать. – Скоро я тебя покину. Но ты ведь уже побывал у вещуньи и, должно быть, поумнел немножко, так что теперь сможешь сам о себе заботиться.
У Питера не хватило духу сказать матери, что ничуть он не поумнел – даже загадку вещуньи разгадать не смог. Он только поцеловал мать и сказал ей:
– Все равно, мама, я буду горько тосковать по тебе.
Прощай, мама, милая! Прощай.
– Прощай, сынок, – сказала старуха. Улыбнулась Питеру, закрыла глаза и умерла.
Долго стоял Питер на коленях у ее постели и все плакал и плакал, никак успокоиться не мог. И тут он вспомнил, как мать о нем заботилась, как ухаживала за ним, когда он был маленьким, как лечила его ссадины и ушибы, как чинила ему одежду, кормила его и разговаривала с ним по вечерам.
«Как же мне теперь жить без нее? – думал он. – Ведь я любил ее больше всего на свете».
И тут он вспомнил слова вещуньи. «Принеси мне – сказала она, – сердце того, кого ты любишь больше всего на свете».
– Нет, ни за что, ни за какой ум! – воскликнул Питер.
Но на другое утро он сообразил, что можно и не вынимать сердце у матери, а просто отнести ее на холм к вещунье. Ведь как раз теперь ему особенно недоставало умной головы на плечах.
И вот положил Питер свою мать в мешок и отнес ее на холм. Не тяжелая оказалась ноша – покойница была маленькая, щупленькая, а у Питера силы хватало на двоих. Внес он мать в хижину к вещунье и сказал:
– Ну, теперь я вам принес то, что мне дороже всего на свете. Вот моя покойная родная мать. Так что прибавьте мне ума, как обещали.
– А ты вот что скажи мне, – промолвила мудрая вещунья. – Что такое – желтое, сияет, а не золотое?
– Желтое, сияет, а не золотое?.. – повторил Питер опешив. – Это... это...
Но, хоть убей, не мог придумать ответа и, наконец, сказал:
– Не знаю.
– Ну так и нынче не поумнеешь! Да ты, я вижу, и впрямь простачок. Должно быть, так никогда и не наберешься ума.
Питер взвалил на спину мешок с матерью и вышел. Но домой ему возвращаться не хотелось – очень уж тяжко было у него на душе. Сел он у дороги и горько заплакал.
Вдруг кто-то окликнул его нежным голосом. Он посмотрел, видит – стоит хорошенькая девушка и с ласковой улыбкой глядит на него.
– Что с тобой? – спросила она. – Такой здоровый детина, а плачешь!
– Я простачок, – ответил Питер, – ума в голове не хватает. А тут еще горе навалилось – мать моя умерла, оставила меня одного-одинешенька. Как же мне теперь жить-то – ума не приложу! Кто будет меня кормить, и одежу мне шить, и на базар ходить? А горше всего, что некому теперь поговорить со мной да утешить меня в беде.
– Я тебе помогу, – сказала Дженни – так звали девушку. – За таким простачком, как ты, присматривать нужно. Хочешь, я пойду с тобой и буду о тебе заботиться?
– Ну что ж, пожалуй, если тебе так хочется, – ответил Питер. – Только ты сама скоро увидишь, что я дуралей, каких мало, да таким и останусь, если не удастся как-нибудь ума себе нажить.
– Это ничего! – сказала Дженни. – Как говорится: чем глупее жених, тем покладистей муженек. Хочешь взять меня в жены?
– А стряпать ты умеешь? – спросил Питер.
– Конечно! – ответила Дженни.
– А шить и штопать?
– Ну еще бы!
– А считать яйца? А складывать фунты, шиллинги и пенсы?
– Умею, все умею!
– Что ж, если ты согласна выйти за меня, – сказал Питер, – я на тебе женюсь.
И они пошли в деревню вместе.
Вот схоронили мать Питера; поплакала по ней деревня, а потом Питер и Дженни обвенчались и зажили вместе в его домике.
Как ни прост был Питер, а вскоре уразумел, что жена ему досталась на славу. Она стряпала и шила, чинила и мыла, да все так весело и охотно, а главное – умела позабавить Питера и шуткой и лаской.
Правда, и Питер оказался неплохим мужем. Он тоже работал весело и хорошо. Лишь бы думать не приходилось, а то все ему было нипочем – и тяжелые ноши и длинные дороги. Короче говоря, молодые чувствовали себя самыми счастливыми и довольными во всей деревне.
– Знаешь что, Дженни! – сказал как-то вечером Питер. – Я понял, что тебя я люблю больше всего на свете. И тут его словно осенило.
– Слушай, – продолжал он, – неужто вещунья хотела, чтобы я тебя убил и твое сердце ей принес? Как ты думаешь, Дженни, неужто она это самое и думала?
– Вряд ли, – ответила ему жена. – Конечно, нет! Да она и не говорила, чтобы ты кого-нибудь убивал... А что если тебе отвести меня к ней живую, как я есть, с сердцем и всем прочим?
– Здорово придумала! – обрадовался Питер. – И как это я сам не сообразил? Ладно, пойдем вместе. Но, постой, сначала посмотрим, умеешь ты разгадывать загадки или нет. Ну-ка скажи, что такое – без ног, а бежит?
– Река, – ответила Дженни. – Нетрудно догадаться!
– Река? – повторил простачок. – Так оно и есть! И как это я сам не догадался? Ну, теперь вот что ты скажи: что такое – желтое, сияет, а не золотое?
– Солнце! – ответила Дженни, недолго думая. – Да я и пятилетней девчонкой разгадала бы эту загадку!
– Солнце? – переспросил Питер удивленно. – А ведь правда – и сияет, и желтое, но не золотое. Что за голова у тебя, Дженни! Во всей Англии не найдется жены умнее тебя. Идем скорей, может, старуха немножко прибавит мне ума, чтобы я твоим ровней стал.
И вот поднялись они вместе на холм и застали вещунью дома.
– Бабушка, – сказал Питер, – наконец-то я привел вам ту, кого люблю больше всего на свете. Вот она сама, и сердце ее, и все прочее. И уж если вы и теперь мне ума не прибавите, значит вы не мудрая вещунья, а просто плутовка и обманщица!
– Садитесь оба! – приказала старуха. –
Молодые сели, а вещунья повернулась к Питеру и сказала:
– Слушай мою загадку и попробуй ее разгадать. Кто родился без ног, отрастил две, а потом четыре?
Бедняга Питер думал-думал, ничего не придумал. Тут Дженни шепнула ему на ухо:
– Головастик! Ответь – головастик.
– Головастик! – выпалил Питер.
– Верно, – сказала старуха. – Ну, я вижу, что теперь ума у тебя хватает, и ум тот весь у твоей жены в голове. Когда жена умная, мужу много ума не надобно. Иди себе с богом и больше ко мне не приставай.
Питер и Дженни встали, поблагодарили старуху и отправились восвояси.
Когда они спускались с холма, Дженни тихонько напевала, а Питер молчал и только затылок почесывал.
– О чем ты думаешь? – ласково спросила Дженни.
Питер перестал скрести затылок, но ничего не ответил. Наконец повернулся к жене и сказал:
– Думаю я о том, как я горжусь, что у меня такая на редкость умная женушка. Ведь ты сумела ответить вещунье как надо. А я все-таки никак не могу понять, почему тот, кто родился без ног, потом отрастил две, потом четыре, называется головастиком? Все думаю да гадаю, а понять никак не могу. Не могу, и все тут!